НЕЛЁГКАЯ ЭТА РАБОТА...

О Бадьине Викентии Ивановиче, чекисте 20-х годов, песен не сложено, фильма не поставлено, так пусть воспоминания мои будут данью светлой памяти о нём.

Воображение уносит в Измаил, с которым память народная неизменно связывает генералиссимуса Суворова и его чудо-богатырей, увековеченных на диораме "Взятие крепости Измаил".

В один из чудесных октябрьских дней 1965 года ко мне в городском автобусе подошёл старик с красными крапинками на сморщенном лице. Поблёскивая окулярами в простенькой чёрной оправе, он отрекомендовался общественным контролером и решительно потребовал билет.

Я туда, сюда - нет.

- А вот здесь, любезный, смотрели? - Старик не спешил меня уличать как зайца.

К моему удивлению билет оказался под ногами. На "Будьте повнимательнее с проездными документами!" я, как мне припоминается, застеснялся, покраснел и что-то несуразное произнёс в своё оправдание.

В центре мы сошли вместе. Вдруг, уже отойдя в сторону, он поманил меня пальцем, представился:

- Бадьин Викентий Иванович, большевик, лектор Всесоюзного общества "Знание".

Я заинтересовался, разговорились. Викентий Иванович был соратником Кирова, лично встречался с Ильичом. Как инженер-строитель руководил демонтажем кремлёвских двуглавых орлов, на века устанавливал рубиновые звёзды во славу Великого Октября.

Он оказался радушным хозяином, когда я дня через два был приглашён в его добротную двухкомнатную квартиру. Угощал меня чаем с блинами, себя тешил трубкой с ароматным табачком. И приходилось прощать ему эту слабость ради его любопытных воспоминаний.

- Так вот, - сказал он мне во время ответного визита ко мне, - как видишь, я человек слова и дела. Как и условились, сегодня что? Четверг, время - семнадцать, - он хитро подмигнул мне. - Чай как договаривались, завариваю я по своей секретной методе, а это презент, - и на стол он выложил из своего портфеля полулитровую баночку персикового варенья собственноручного приготовления.

- Вот вы всё о Ленине, да о его человечности на лекциях своих толкуете, а знали ли вы близко Берию?

- Не только знал, но приходилось с Лаврентием Павловичем в одних окопах быть в гражданскую войну. Знал и его, и семью его хорошо. Отправились мы с Николаевым...

- Не с тем ли Николаевым, - перебил я Викентия Ивановича, который на ваших глазах застрелил Кирова?

Бадьин вздрогнул, насупился:

- Чего не знаю, того не знаю.

- Сами же мне и рассказывали.

- Что именно?

- А то самое, что присутствовали, когда раздались роковые выстрелы.

- Вот именно - присутствовал! - погрозил мне Бадьин указательным пальцем. - Присутствовать - это ещё не значит быть очевидцем и свидетелем... Разумеешь? И запомни, любезный, кто и при каких обстоятельствах убил Мироныча, мне не ведомо. Все доводы и версии шиты белыми нитками. А в то, что большевик Лёша Николаев это сделал, - я не верю!

Викентий Иванович явно чего-то не договаривал.

- И что? Вы пошли с Николаевым... - подсказал я, подавая чай в стакане с тяжёлым подстаканником.

- Отправились мы раз к Лаврентию Павловичу по служебному делу. Выяснили, уточнили, что надо. И вдруг, нарушая установленный этикет, товарищ повернулся к Берии. Произошла словесная перепалка. Речь шла о какой-то женщине.

- Баба, она всегда баба. Тьфу! - Николаев сплюнул на пол, растёр сапогом смачный плевок.

Я так и опешил. Непозволительная дерзость при исполнении служебных обязанностей!

Лаврентий Павлович поменялся в лице, устремился к двери, запер на ключ. Молча, не сводя с Николаева глаз, подошёл к нему и неожиданно для нас обоих дал тому ребром руки по шее, тотчас порывисто обнял ошарашенного агрессией товарища и по-христианскому обычаю трижды расцеловал.

- Почему я это рассказываю, станет тебе, Геннадий, яснее чуть позже.

Как сейчас вижу Викентия Ивановича: молодо, задорно глядит на меня, усмехается:

- И не такая уж новость в этом мире, а всё же посмотри на меня. Стариком стал, а человеком стать не сподобился.

- Да человек вы, человек!

- Ну, какой я человек? Мироныча не сберёг, социализма по Ленину-Сталину не построил, даже, - Викентий Иванович усмехнулся, - рисовать не умею. Сижу вот, и тебя, и себя отравой со света божьего сживаю. Разве достоин человек такой доли?

Неожиданно делаю открытие: мне повезло – я родился качественным человеком, потому что свободен, а не раб врождённых дефектов.

Я молчу озадаченный. Ведь раньше жил просто и совсем как-то не задумывался о природе человека.

А Викентий Иванович бесстрастно продолжает:

- Выходит, не всякий человек полноценный, раз изъян на изъяне. Вот у тебя сын, а у меня... - он помолчал, как бы раздумывая, говорить или промолчать. Наконец решился. Узнал я - дочь у него.

- Ну и что из того? - возмутился я поначалу. - Невесты тоже нужны.

- Улавливаешь разницу?

Вот этого я не улавливал. Понадобилось съесть не один пуд соли, чтобы осознать на своей судьбе - человека с исписанной трудовой книжкой - пророческие его слова. Но по незнанию своему тогда я лез в бутылку.

- Вот у Ленина детей не было. И ничего, как говорится, он и теперь живее всех живых.

- Это лозунг. Род он свой не продолжил. Хотя и не по своей воле... А знаешь, этот изумительный человек всю жизнь метался меж двух огней: социализма и демократии.

- Так это ж хорошо! - воскликнул я.

- Что ж хорошего? - перестал дымить Бадьин. Трубка его сама по себе погасла, и он опять усердно принялся её набивать ароматным табаком, просвещая меня. - Получается: и нашим, и вашим. Социализм и демократия как две противоположные системы совершенно несовместимы. И я понимаю, за что поплатился Мироныч. Он хотел объять под одной крышей необъятное. Да и не только он. Запомни, Геннадий, каждого, кто посмеет совместить в Отечестве нашем социализм с демократией, - ждёт эшафот и проклятия потомков. Вечная память и слава Иосифу Виссарионовичу - он провидец, пренебрёг демократией, но, к сожалению, не оставил преемника-единомышленника. Кто посягает на его гений - шавка безмозглая. И, как правило, плохо кончает.

- Викентий Иванович! - не сдержался я. - А репрессии?

- Давай-ка, чайком с блинами побалуемся. И байку вражью обсудим о развратнике Берии и об изданных в Америке его дневниках с постельными сценами. Это не что иное, как плод аморального воображения врагов наших - и внешних и внутренних. Я как очевидец и непосредственный участник многих событий тех лет свидетельствую достоверность рассказа одного из раскаявшихся его палачей, который мне лично довелось услышать.

Уминая блин со сметаной, принесённый Бадьиным, я погрузился в его воспоминания с каким то волнением от соприкосновения с тем, что оставалось спрятанным в истории за семью замками.

Перед расстрелом в начале июля пятьдесят третьего года без суда и следствия Лаврентий Павлович не признал себя виновным, ни в каких преступлениях. Под ударом пистолетом по голове он упал на колени, по щекам потекли слёзы, и прохрипел окровавленным ртом:

"Если среди вас есть ещё большевики, передайте советскому народу, что Лаврентий Берия поплатился за то, что пытался предотвратить государственный переворот с приходом Хруща* и грядущий роспуск Союза Советских Социалистических Республик с приходом к власти подпольных националистических диаспор. Да здравствует великий Ста..."

Винтовочный залп солдат не дал ему до конца произнести имя вождя и учителя советского народа-победителя. И когда он  упал, как палачам казалось, бездыханным, солдаты облегчённо вздохнули. Но жертва самосуда оказалась живучей. И открыв глаза, Лаврентий Павлович попытался самостоятельно встать на ноги. И ему это удалось. У изумлённых живучестью Берия солдат, должно быть, не хватило мужества на настоящий расстрел. Как оказалось, некоторые стреляли вверх. Они отказались выполнить приказ офицера. За саботаж их впоследствии всех расстреляли. Берия всё же успел произнести имя вождя и вдохновителя всех наших побед. Офицер, подойдя вплотную, приставил пистолет к сердцу и, закрыв глаза, разрядил трясущимися руками всю обойму. Пошли слухи, что в скором времени он застрелился, я думаю, ему отомстили.

По щекам Бадьина текли слёзы. Взволнованный я молчал. Отдышавшись, старый чекист продолжал, попыхивая трубкой, как ни в чём не бывало, как ни странно, но с сухими глазами. Непонятно было, когда они успели высохнуть.

- Фундаментом жизни Лаврентия Павловича была семья, и создавал он её основательно, жену и сына Серго обожал. А вот оклеветать его надо было, чтобы развенчать гений Сталина. Покончив со Сталиным, взяться за Ленина. И он чутьём своим особенным, Бериевским, это чувствовал, возможно, и хотел предотвратить надвигающуюся беду – приход самодура к власти, потому и позволял себе вульгарные выходки, вроде той, о которой я только что рассказал. Не могу даже вообразить его, порядочного во всех отношениях человека, в объятиях какой-то женщины, а не жены его, красавицы Нины Теймуразовны. Байки всё это! Ладно, хватит об этом! А теперь рассмотрим твой вопрос об арестах якобы ни в чём не повинных людей. Ты меня неделю назад спросил, верю ли я в коммунизм. - И он, наливая мне чай, рассмеялся, рассмеялся и я.

- Так вот, враги Октября, а их заметь, становится всё больше и больше на окраинах – в республиках Союза...

- А с чем это связано?

- А связано это, по моему разумению, с невиданной бесхозяйственностью и разбазариванием наших богатств после смерти учителя и вождя. Да ты дай сказать! Так вот, враги наши на вопрос "Что такое коммунизм?" отвечают: "Это кит, который стал воблою при социализме". Развитом, разумеется. Оглядись, есть ли он, развитой социализм в суровой действительности? Сталинскую конституцию поменяли на Брежневскую. И что получилось? Тунеядцы на каждом шагу, валютные шлюхи, бичи в пароходстве. Ты вот язык туманного Альбиона зубришь, а знать, поди, не знаешь, что в переводе на русский означает слово заморское «бич»?

Слово "бич" я по доброте своей воспринимал как моряк в резерве. Ан нет, оказывается, Бадьин меня, так сказать, просветил. Теперь знаю: сука (bitch).

- Так вот, активизировались бичи в прямом смысле. ВКП (б) заменили на безликую КПСС - кормушку для партократов. Мразь затаилась в руководстве и заморозила строительство нашего светлого будущего. "Галочки" ставят, ЦК КПСС дифирамбы поют, верных "ленинцев" славят и докладывают: "Объект сдан в срок (или досрочно) в эксплуатацию со знаком качества!" А на самом деле ничего и не думали сдавать. Денежки наши, советские, как говорится, прикарманивают. А тем временем Запад средств не жалеет на растление советских руководителей, а ЦРУ диссидентов содержит, финансирует антисоветскую деятельность. Всё больше и больше русских людей в рядах обездоленных и безработных.

Думается мне, разгадка этого вредительства в том, что когда так называемых врагов народа забирали в тридцать седьмом, они просили, слёзно, заметь, своих детей: учись, сынок, дочка, как следует! Будь пионером, пионеркой! Комсомольцем, комсомолкой! Вступай в партию! Но помни репрессированную мать! Помни репрессированного отца! Репрессированного дядю! И когда займешь положение в обществе - отомсти! Незаметно придёт и экономика, и культура, и наука в упадок. Разрушится хозяйство. Иссякнет энтузиазм. Разуверятся люди в правильном пути. И тогда во всем обвинят Маркса – Энгельса – Ленина - Сталина.

- Вы что? - взъерепенился я. - Неужели такое когда-либо возможно?

- По себе знаю! - возвысил голос Викентий Иванович. - Ещё два года назад Бадьину, как персональному пенсионеру всесоюзного масштаба, - и почёт и уважение. А вчера вот обратился к первому секретарю горкома - ноль внимания. И знаю, почему!

- Почему?

- Подлость на каждом шагу... Разве советские люди защищали Волгоград?

- Конечно, нет. Сталинград!

- Вот! Пораскинь мозгами, подумай! Почему отстояли Сталинград и не сдали врагу?.. Киев сдали? Сдали! И красавицу Одессу сдали! Как не печально, но это исторический факт.

- А вот Ленинград не сдали! – произнёс я, имея в виду массовый героизм не только воинов Красной Армии, но и жителей блокадного города.

- А почему? – с улыбкой уставился на меня Бадьин, попыхивая трубкой.

– Почему? Почему? Потому и не сдали, что Ленинград...

– Молодец! – вскрикнул мой наставник, не дав мне договорить. - Я знал, что правильно ответишь. Не сдали Ленинград, не сдали Сталинград, потому что это означало бы измену Родине. Понимаешь измену той Родине, которая пишется с большой буквы. И которую предал мстительный Хрущёв, по своему незнанию, что творит, после смерти вождя и учителя.

- Социалистической Родине, - догадался я. И вдруг меня озарило, что Ленинград – это не просто город, а город Ленина. Сталинград – это город Сталина. Я сказал об этом Бадьину. Он меня похвалил и, между прочим, предсказал большое плавание под Алыми парусами. Слегка пожурил меня за незнание творчества Александра Грина, знаменитого советского писателя-фантаста и Человека.

- Вы считаете только потому? Потому что... - но Бадьин меня перебил:

- Ты вот студент, так сказать "эта бой" (at-a-boy), а логику тебе не преподают, а почему? Знаешь?

Действительно, почему? Понадобились десятилетия, чтобы понять.

- Трудное это дело - сохранить в себе Его Величество Человека, - вернулся Викентий Иванович к старой теме. - А по нынешним временам - недостижимое.

Спровоцированный заманчивой возможностью называть вещи своими именами, я подхватил эту идею и выпалил:

- Выходит, если человек вырождается по собственному почину, то он мерзавец? - Сообразив, что Бадьина ранит эта тема, прикусил язык, но поздно.

- Всё имеет конкретное своё название, - не моргнув, твёрдо сказал Бадьин, - и в этом случае подойдёт весомое слово «выродок». А в эпоху Сталина таких людей называли бракоделами.

- С вами, Викентий Иванович, мне лично всё понятно: штурм Зимнего дворца, вся власть Советам!.. Тут не до продолжения отцовского рода, - попытался я задним ходом оправдать свою бестактность.

- Жизнь есть жизнь и никаких скидок никому! - Бадьин не хотел жалости.

В первый раз приоткрылась мне другая логика, которую и назвал я уже в зрелом возрасте, Логикой Разума. Эта логика, когда говорят одно и то же, но не об одном и том же.

- Ум у тебя, Геннадий, социальный, - хлопнул Бадьин меня по плечу. - Потому и небезразлична тебе судьба нашей Родины!

- А у вас какой ум? - смутился я. - Да вы пробуйте мармелад.

Викентий Иванович ушёл как бы в себя, замкнулся на какое-то время, видимо никогда не задумывался над таким вопросом. Я воспользовался его замешательством, пожаловался:

- Чует мое сердце - стану неучем с дипломом.

- Не твоя вина в том.

- А чья?

- Мудрёный вопрос. Ответ на него есть у логики. У знаменитого Джека Лондона написан об этом роман, так он и до сих пор не издан.

- Почему?

- Боятся! Из всех руководителей советских только Сталин преуспел в своем разумении, а иначе не смог бы бывший политический ссыльный почти тридцать лет бессменно стоять у руля. Сумел в наследии Ленина рассмотреть через рентген своего жизненного пути, многострадального и праведного, чёткий план построения социализма в нашей многонациональной стране. Трагедия наша не в Октябре семнадцатого, а в преждевременной смерти вождя и учителя. Осиротела страна наша могучая, потеряв кормчего. Плач и горе по этой потере - помяни моё слово - в пятьдесят третьем году не закончились, они ещё впереди, многократно усиленные. Я уже нет, а ты доживёшь до тех перемен, когда и Берия Лаврентий Павлович и Сталин Иосиф Виссарионович будут реабилитированы. Ведь вспомни, как мы жили. Кто не работает, тот не ест! А что сейчас? Как по-английски "вверх тормашками"?

К стыду своему, я не знал. Развёл руками и в незнании чистосердечно признался. Бадьин и на этот раз просветил: «апсайд даун*». Я почтительно слушал:

- Перевернулся мир, что называется, "upside down*". Социализмом и не пахнет. В Измаиле тысячи безработных. По блату всё достать можно. Таланту хода нет. И мыкается он по стране в поисках себе применения. Будь терпелив, привыкая к лишениям и безденежью, так заведено, в мире глупцов и хищников. Только у посредственности и кошель побольше, и брюхо потолще, и пост повыше, и чинопочитание, а у тебя ничегошеньки, кроме сына. Утешайся тем, что не зря мучаешься, но от мечты своей сокровенной не отступай.

Викентий Иванович вновь раскурил трубку.

- В чём сила Сталина? - вернулся я к феномену исторической личности. - Он бы такого сейчас не допустил?

- И не сомневайся. А сила - в простоте. Ты его труды почитай. Своё мировоззрение он не навязывает, а разъясняет. Сам вдумайся, вживись в одну из мыслей гения: “если достигший совершеннолетия человек, разумеется, психически здоровый, не хочет ни работать, ни учиться добровольно, надо его заставить это делать силой, - иначе он скурвится, и сформируется в преступника”. При Сталине участковые милиционеры не только контролировали жителей своего участка, но и трудоустраивали. А сейчас что? Милиция привлекает к ответственности за тунеядство, а помощи в трудоустройстве не оказывает. Парадокс!

- Это я понимаю.

- Вот если бы наши безмозглые руководители могли бы осознавать, в чём разница работы их и символа советской власти, товарища Сталина, было бы всё иначе.

- По вашей логике получается, что они понимают, а осознать, - я замолчал на полуслове, так и не выразив всего того, чем было пронизано всё моё существо.

Бадьин помог мне разобраться и в этом непростом вопросе.

- Вот именно. Мы, старшее поколение, осознавали то, что творили, нынешнее поколение разрушает больше, чем созидает.

- Хорошо! И в чём заключается разница работы...

- А в том, - попыхивая трубкой, засмеялся Бадьин, так и не дав мне возможности сформулировать вопрос, - что нелёгкая это работа, как уже сказал известный поэт, из болота, понимаешь... что я хочу сказать?

- Понимаю, - неожиданно для самого себя расхохотался я, машинально завершая фразу, - тащить бегемота!

- Вижу, понимаешь с полуслова! Так вот, ведь мужик нашенский русский, как утверждают жиды, пока гром не грянет - не перекрестится. Говоришь: не пей - а он через пять минут уже нализался. Ему говоришь: не воруй - а он всё равно, что плохо лежит, стащит.

- Жиду говоришь, - подхватил я, - будь "эта боем" (молодцом) at-a-boy, не смоли, а он всё равно, пока лёгкие свои не угробит, сам не свой. Да ещё людей истинно русских, которые запаха сигарет, а не то, что трубки, не переносят, одурманивает, со света сживает.

Бадьин стремительно вынул трубку изо рта, загасил её, сунул в карман. Тут же засобирался, ссылаясь на занятость: запамятовал мол, что к двадцати часам надо быть на автобусной остановке как штык - из Одессы приезжает дочь с внуками.

И до конца дней своих, а жизнь Викентия Ивановича была долгой и насыщенной общественной работой, он так больше и не курил. А когда, по рассказам его знавшим, предлагали, возмущался и заявлял, что не для того Бадьин родился, крестился и живёт, чтобы от рака лёгких отойти преждевременно в мир иной.

1995 г.